Алексей Карпов - Владимир Святой [3-е издание]

О вражде между братьями, растянувшейся по времени почти на два года, в Новгороде, конечно, знали. Но все же известие о гибели Олега потрясло и напугало Владимира. Причем напугало настолько, что князь немедля покинул Новгород и вообще Русь и укрылся «за морем».

Узнав об этом, Ярополк отправил в Новгород своих посадников и «переял» «волость» Малушиного сына — точно так же, как ранее «переял» «волость» Олега. «И бе володея един в Руси», — заключает летописец. «Русь» здесь — достояние Святославичей, главным образом Поднепровье и Новгород, а не вся территория Древнерусского государства, значительная часть которой не входила в состав их владений.

Бегство Владимира кажется необъяснимым. Чего испугался он? Ведь Ярополк, насколько нам известно, не успел предпринять никаких шагов, враждебных ему. Высказывалось предположение, что Владимир и Олег заключили между собой союз против старшего брата и, следовательно, Владимир был косвенно вовлечен в Древлянскую войну{77}. Однако источниками это предположение не подтверждено.

Вероятно, причина бегства Владимира коренилась в другом. Ярополк пролил кровь его брата, совершил тяжкое преступление — тем самым выведя себя за рамки обычных законов, определявших межкняжеские взаимоотношения и взаимоотношения внутри княжеской семьи. Теперь могла настать очередь Владимира, единственного оставшегося в живых его брата. И Ярополка — начни он войну с Владимиром — уже не смогли бы остановить никакие нравственные запреты, обычаи или законы. Завещание Святослава, составлявшее правовую (и нравственную) основу власти каждого из трех братьев, было попрано им и уже не могло защитить Владимира. И Владимир бежал — ибо не знал намерений Ярополка и страшился его.

Конечно, в этом бегстве легко увидеть обычное малодушие, свойственное юноше, даже мальчику, каким был тогда Владимир. Он бежал в страхе, спасая свою жизнь, когда ей в действительности, наверное, ничего не угрожало. Но в том-то и дело, что это нечаянное решение оказалось действенным; кажущееся постыдным бегство в конечном счете предопределило его будущую победу над братом. Вероятно, с самого начала Владимир и Добрыня (несомненно, сопровождавший его) не только искали убежища, но и рассчитывали набрать дружину для дальнейшей войны с Ярополком.

Полагают несомненным, что Владимир бежал в Скандинавию. Действительно, в составе его дружины мы увидим варягов-скандинавов. Имена некоторых из них — Сигурд, Олав — уже известны нам из Саги об Олаве Трюггвасоне, в которой описывается, вероятно, именно тот период княжения Владимира, когда он вернулся в Новгород с варяжской дружиной. Рядом с Олавом, конечно, находились и его сородичи норвежцы, а также шведы, датчане, готландцы. В те времена перед викингами буквально трепетала вся Европа — от Англии на севере до Италии на юге, от мирных обитателей приморских и приречных селений до владетельных монархов. Норманнские воины были свирепы, сильны, отлично вооружены и обучены; они привыкли, а главное, всегда были готовы к бою, к пролитию крови. Такими взрастила их суровая природа Скандинавии — бедной на земли, но богатой на сильных и отважных мужчин. В X и XI веках викинги представляли, несомненно, самую грозную военную силу во всей Европе. Да и на Руси на протяжении более чем полутора столетий (до Лиственской битвы 1024 года, в которой один из сыновей Владимира, Мстислав, разгромил варяжскую дружину своего брата Ярослава) тот из русских князей, у кого в войске оказывалось больше варягов, неизменно одерживал верх над своим противником.

Но варягами на Руси называли не одних скандинавов. Варяжские дружины были разнородны: помимо скандинавов, они включали в себя балтийских славян, балтов, потомков кельтских народов, живших на южном побережье Балтики. В отличие от многих других стран Европы Русь не представляла собой объект целенаправленной норманнской экспансии. Сюда устремлялись не для того, чтобы захватить землю, а для того, чтобы поживиться. Путей для этого было несколько: либо прямой грабеж, либо, чаще, торговля — и не только по торговому пути «в Греки», но, главным образом, по «великому меховому пути»; на него выходили также через Ладогу и Новгород. Этот путь — через Волжскую Болгарию и Хазарию — вел в сказочно богатые страны Востока. Немалую выгоду для варяжских искателей добычи давало поступление на службу к местным князьям и участие в войнах, которые те вели. Набрать варягов на свою службу можно было не только в Скандинавии, но и по всей Прибалтике — от Померании (Поморья) до Старой Ладоги (Альдейгьюборга скандинавских саг) — наиболее оживленной контактной зоны между Скандинавией и Русью. Отметим также, что скандинавские саги ни словом не упоминают о пребывании Вальдамара Старого в Швеции или Норвегии.

Предположительно ко времени бегства Владимира относится и его первая женитьба. Высказывалось мнение, будто Владимир женился в Скандинавии и первой его женой стала скандинавка. Так считал, например, автор Иоакимовской летописи, называвший даже имя «княжны варяжской» — Олава. Имя княжны и ее этническая принадлежность — не более чем простая догадка, но сам факт женитьбы вероятен. Известно, что старший сын Владимира — Вышеслав — родился от некой «чехини» (чешки) и скорее всего не позднее 978 года. Следовательно, брак с «чехиней» мог случиться в 977-м или в самом начале 978 года, то есть либо во время пребывания Владимира на чужбине, либо сразу после его возвращения в Новгород. Откуда взялась «чехиня» (а их в гареме Владимира было даже две), неизвестно{78}.

Что ж, в 977 году Владимиру было приблизительно шестнадцать лет — для князя это достаточный возраст, чтобы иметь супругу. Отцом же можно стать и в пятнадцать, и в шестнадцать. (Добавлю, что присутствие княгини уже в Новгороде в какой-то степени подтверждает и Сага об Олаве Трюггвасоне.)

Пребывание Владимира за морем оказалось недолгим. В том же 977 году или в начале следующего 978-го он вернулся в Новгород с варяжской дружиной и изгнал из города посадников Ярополка. «Идите к брату моему, — объявил им Владимир, — и скажите ему: “Владимир идет на тебя, пристраивайся (то есть готовься, выступай. — А. К.) биться”». Никоновская летопись прибавляет, что Новгород был «взят» (надо понимать, приступом). Однако «Повесть временных лет» этого уточнения не знает. Да и последующие события свидетельствуют скорее о добровольном принятии Владимира новгородцами. Владимир возрос на их глазах, некогда они сами испросили его у Святослава. Едва ли новгородцев могли устроить присланные из Киева посадники Ярополка, правившие городом, конечно, в интересах своего князя. Так что «приступ» оказывался ненужным. Новгородцы сами изъявили готовность биться в дружине своего князя против Ярополка. Помимо пришедших с Владимиром варягов и словен (новгородцев), в составе княжеской дружины летопись называет кривичей и «чудь» (финно-угорское население Северо-запада Руси — эстов, вепсов — весь, мерю и водь). Все эти племена и ранее были объединены вокруг Новгорода — не только при Владимире, но и задолго до него, при первых новгородских князьях. Северная Новгородско-Варяжская Русь по существу восстанавливалась в границах дорюриковой поры.